Самурай Ярослава Мудрого - Страница 45

— Наставник! Наставник Ферзь! — вопил кто-то омерзительным фальцетом.

Евнух, что ли, просится? Зачем?! Да и откуда на Руси евнух? Да и какая мне разница, о чем я думаю? Крик этот заполошный, надрывный сбил с толку, вот чего. Ну я тебя, среднеполого! Я дернул калитку. За ней стоял здоровенный дядя и испуганными голубыми глазами смотрел на меня, но тут же с неистовым любопытством окинул двор жадным взглядом.

— Чего орешь, дядя? Я наставник Ферзь. С какой бедой до меня? — спросил я сердито.

— Дык как не орать-то, батюшка, страшно же во двор-то зайти, как же ты бы меня еще услышал-то? — искренне удивился дядя.

— Понятно. Зайти страшно, но докричаться надо. Лучше на весь конец орать, как резаному. Так что хотел-то? Посмотреть, как и чем тут может человек заниматься?

— Нет, наставник, тысяцкий Ратьша велел тебе быть ввечеру у княжьего терема.

— Ввечеру? Буду ввечеру, а что ж ты утром-то примчался, дядя? — все еще недовольно спросил я.

— А чтобы ты к вечеру был готов, наставник! — с некоторым удивлением от непонимания мной простых вещей молвил гонец.

— Хитро! — восторженно отметил я.

— А как иначе-то, наставник! — Дядя задорно мне подмигнул. — Без хитринки в нашем деле нельзя!

— В каком деле-то? У ворот орать? Да, тут без хитрости никуда. Ладно, дядя, скажешь тысяцкому, что буду непременно, — закончил я этот фарс, и дядя, поклонившись, облегченно зашагал по улице.

Я же прикрыл калитку и задумчиво закурил. К терему? Ввечеру? К добру ли, к худу ли? Или просто так, по работе? А время для наставления, к примеру, только ввечеру и нашлось? Тут гадай не гадай, не угадать. Так что не стану забивать себе голову ненужными мыслями. Усилием воли отогнал кучу вздора, завертевшегося было в голове, вернулся к плотникам. Да, додзе росло просто на глазах. Если они такой темп продержат до вечера, то к вечеру и закруглятся, жаль, что без меня.

Тут в калитку вошла степенно корзина, за которой потерялся чиновник для особо мелких поручений. Я подошел к мальчишке и сказал: «В дом неси». Что тот и сделал, корзину поставил у стола и опрометью выскочил во двор. «Черная», судя по всему, еще долго будет страшным местом, люди неохотно расстаются с такими вещами, как страх или боль. Мне только на руку, пока собака моя не подросла, мощная и злобная которая.

А собака моя тем часом предерзко обнюхивала корзину и пыталась ее опрокинуть на пол, за что получила по заднице тряпкой с приговоркой «Нельзя!» и ретировалась.

— Дед! — позвал я, убедившись, что дверь закрыта.

— Тут я, — проворчал нежить, оказавшись у стола.

— Дед, тут вот корзина снеди, ее бы приготовить на всю артель. В артели народу…

— Да, давай еще мне расскажи, сколько в ней народу, — перебил меня домовой высокомерно. Я смутился. — Ладно, будет им обед, ступай себе по делам своим.

— Спасибо, Дед! — искренне поблагодарил я Деда, так как понятия не имел, как приготовить еды на такую ораву. Нет, пора мне покупать… Уже и самому смешно.

Я снова вернулся к плотникам. Поспел был уже там, завороженно смотрел, как работают плотники. Но стоял при этом очень вызывающе, как-никак, с княжьего подворья человек, ученик Ферзя, а не плотник какой-то. Я щелкнул его, подкравшись, в нос, и государственный человек взвизгнул и чихнул.

— Будь здоров, Поспелка, — усмехнулся я.

— Спасибо! — ответил, несколько смутившись и став поскромнее, Поспел.

— Как тебе изба, что строится? — спросил я у государственного мужа. Тот принял важный вид.

— Какая-то не наша изба, новая какая-то, как заморская. Ты, наставник, не из-за моря ли к нам пожаловал? — Глаза Поспелки просто кипели любопытством, и я отогнал мысль, что не от себя он этот вопрос задает.

— Не помню, Поспелка. Может, из-за моря. Но откуда бы я тогда речь знал? Обычай, вежество? Наверное, я все-таки отсюда.

— Наверное. Да ты не печалься, наставник, когда-нибудь вернется память. У нас был такой дружинник, ему о шлем бревно поломали. Пропала память, как не было. А через две зимы вернулась, когда он спьяну башкой-то в дверь воткнулся, а с косяка на голову-то ему — подкова! — утешил меня Поспелка.

— Предлагаешь попробовать? В дверь? — с интересом спросил я.

— Ну необязательно так-то, может, у тебя сама вернется. Да и башка у дружинника того с котел, а шея как у быка, ему ништо от такого. У тебя бы голова не раскололась от такого лечения! — резонно отвечал мне чиновник для особо мелких поручений.

— Тогда повременим моей головой дверь пытать. Ты, Поспелка, учиться у меня не передумал?

— Что ты, наставник, не передумал, конечно! — Поспелка явно испугался.

— Добро. Быть тебе двадцать первым учеником, только работы у тебя еще и по дому хватит, вернее, по додзе. Обычай такой, коль ты младший. Но ты не печалься, уным тоже будет чем заняться, — строго сказал я Поспелу.

— Да работы не чураюсь, наставник, лишь бы хоть изредка в науке быть твоей! — чинно отвечал Поспел.

— Добро. Обещаю, что и науки тебе хватит по самые ноздри, — посулил я Поспелке, тот обрадованно закивал. Что я привязался к пацану? Детей сроду не любил, а вот поди ж ты…

Из избы тянуло чем-то вкусным, готовил Дед обед на всю артель и себе с Дворовым, как уже было у нас заведено. Собака моя грозная скребла дверь и тихонько скулила, вот что-то шлепнуло, и Дед заворчал: «На тебе, по заду-то! Утомил оравши!» Последние слова его смешались с сердитым рычанием, и Дед как-то неприлично высоко крикнул: «Ай!» Я поспешно кинулся в избу. Поджав хвост, но взъерошив загривок, посреди комнаты стоял свирепый Граф, а Деда видно не было. На огне кипел котел. Стало ясно, что пороть эту собаку могу только я. Даже трижды нежитю с его заклинаниями это не разрешалось, на том стоял этот щенок и за это готов был умереть.