Хлеб мы ели молча, потом оборотень, бережно собрав в ладонь крошки, кинул их себе в рот и продолжил разговор:
— В Киев, я чай, идете? К Владимиру?
— Секрета нет в том, идем к Владимиру, — отвечал я, отщипывая хлебный мякиш.
— Добро. В тамошних краях берегись у озер русалок. Там тебя и сова не спасет, если что, они сами по себе ходят, — проговорил мой новый товарищ.
— Спасибо, оборотень. Учту. Не хотелось бы, чтобы утопили так быстро, — я засмеялся, оборотень вторил мне.
— А если не быстро утопят, так оно и ничего, по-твоему? — спросил он.
— Ну тут уж как сложится. Я всегда думал, что меня иная смерть ждет, но тут человек не властен, — задумчиво отвечал я ему.
— Не переживай, никто своей смерти не знает. Даже мы, нежити. Ну, с нами вообще разговор особый.
Я закурил, оборотень отсел от меня, отмахиваясь от дыма, но ведь общеизвестно — дым гонится за тем, кто от него бежит. Некоторые так и елозят вокруг костра, а толку? Лучше уж смиренно сидеть и ждать, пока дыму надоест. Есть многое на свете… Вот, к примеру, сижу я себе в лесу с самым настоящим оборотнем, да и ничего кстати. Уже почти привык. Хотя есть некоторая досада — всегда думал, что при такой встрече нежити поведают мне много интересного, а пока что не особо много и поведали, почитай, совсем ничего. Хотя не сожрали — и то ладно!
— Судя по всему, сова, о которой я говорил, высоко летает, раз никто мне не отваживается поведать, кто она и кому служит, — помолчав, сказал я. Но оборотень не обиделся.
— Ты прав. Она высоко летает. И та, кому она служит, умеет вызвать к себе и почтение, и страх. Так что ничего я тебе, не обессудь, не скажу. Повторю лишь — вы еще встретитесь. Может быть, сейчас ты еще не готов. Может, не готовы они. Откуда мне знать? Прощай, Ферзь, и спасибо тебе, — с этими словами оборотень исчез так быстро и бесшумно, что я проморгал этот момент. Да, его слова, что убить меня просто, не были пустым бахвальством.
Я неторопливо побрел к лагерю. Было над чем подумать. Какая-то нежить, о которой остальные и говорить-то боятся, явно заинтересована во мне, а я даже не могу и примерно представить, что ей надо и для чего я ей? Я не готов? Она не готова? Меня женить, что ли, собрались?! Дурацкая мысль, случайно мелькнувшая, развеселила меня. Я вернулся на поляну, где ночевала дружина, и тихо лег у своего костра.
— Как лес в ночи, Ферзь? — негромко спросил Ратьша.
— Оборотни, — лениво ответил я.
— А-а. Ну на то и лес, — согласился Ратьша, повернулся на другой бок и, кажется, в самом деле уснул.
Вот и понимай как хочешь. Поверил? Не поверил? Важно ли мне, поверил он мне или нет? Ну, предположим, важно. Если меня считают за человечка Владимира, то не к соучастникам ли я ходил? А даже если и так — не вырезать же их собирается Владимир в лесах, что неподалеку от Ростова пока еще? Ферзь, угомонись. Повидался с оборотнем — и спи себе. Что я и сделал.
Что за напасть! Не успел я уснуть, как вновь оказался на той же самой палубе! На сей раз я решил осмотреться. Беглый обзор устройства корабля показал мне, что нахожусь я на самом что ни на есть настоящем драккаре. Верное судно викингов. Может, мне говорят через сон, что пора скромно потеряться и идти к Ладоге или к Новгороду, искать себе места на драккаре или кнорре, что идет к землям норвежцев? Мысль богатая, нравы у ребят простые, скрутят ласты и продадут в рабы, вся недолга. Да что я там не видел? Нет, врать не стану, в землях фиордов я хотел бы побывать, но без ошейника траллса.
А пока что драккар уверенно резал глубокую зеленую волну, которая вскипала белой кровью пены. Я стоял у борта, как я понимаю, был в свободной смене. Гонг молчал, мы шли под сильным ровным ветром, но потом кормчий приказал убрать парус — близилась прибрежная полоса, и надо было быть редким идиотом, чтобы с разгону воткнуть драккар в мель или риф. Стоило идти в такую даль! Все эти мысли пробежали у меня в голове, хотя ответить, в какую такую мы даль пришли, я бы не смог. Белые пески берега, неистовая зелень леса… Леса? Да нет, скорее, джунглей; судя по некоторым породам деревьев, я понял что это не Сибирь-матушка. И даже, скорее всего, вообще не северные земли, там пальмы и лианы не особо хорошо приживаются.
— Свободная смена, к высадке! — каркнул чей-то хриплый голос, и мы засуетились, но очень экономно, скажем так, суетились. Организованно. На мне оказался шлем с низким наличьем, круглый щит на правой руке и топор в левой. Даже во сне мы те же подчас, что и наяву. Левша и во сне левша.
— Тише! Тише!
— Хевдинг — я знал, что это он, — промерял глубину воды, и драккар наш шел медленно, как течет капля смолы по стволу сосны в жаркий полдень. А берег был уже здесь, рядом…
— Табань! — каркнул он внезапно. — Всем вооружиться, у нас гости!
Наглость — второе счастье. «У нас гости!» Даже не успев высадиться, мы уже считали берег своим. Все верно: «Я прошел те моря, где никто не ходил, и потому все здесь — мое!»
И верно, гости — толпа народу — высыпались на прибрежную полосу. Цветов встречающие не несли. Будет жарко, хотя и так жарко…
— На высадку! — крикнул Орм Одноглазый, и я взлетел над бортом. И в тот же миг проснулся. Вот надо же было командовать побудку! Я даже рассмотреть нападающих не успел! Даже понять, кто это вообще и какого черта одинокий драккар занесло так далеко? Почему одинокий драккар? В такие экспедиции старались, как я помнил, ходить небольшой эскадрой. Нет, дернул же черт так орать побудку!
Бурча и потягиваясь, я встал с кучи лапника, застеленной плащом, на которой спал. Да, это тебе не «черная», где уже бы кипела вода в котелке! Я протер глаза. Спутник Ратьши, в серой хламиде, сидел на корточках возле разгорающегося костра. Капюшон его так и был накинут на голову, скрывая лицо. Да и не мое это дело. Может, ожог у человека, может, исполосовано лицо так, что смотреть-то противно и тяжело, может… Да какая разница.