Самурай Ярослава Мудрого - Страница 78

К избе колдуна вела достаточно проторенная тропа, чувствовалось, что ходили к нему не так уж и редко. Тропа, по которой мы ехали, отошла от дороги пару часов назад, так что заблудиться было бы достаточно сложно. Я остановил Харлея и постоял на тропе какое-то время в задумчивости. Было о чем подумать! Заехал черт-те куда, к колдуну, которого, несмотря на его таланты, не потерпели в городе, примерно знаю, чем это может быть чревато, и, честно говоря, немного побаиваюсь.

Тут и навалился на меня приступ кашля, да такой, что я чуть с седла не сверзился. Выбор, судя по всему, нельзя было бы назвать роскошным. Повернуть в Ростов и смиренно дожить, что осталось, а оставалось, как я понимал, немного. Или продолжить путь к колдуну, к которому я, собственно, и приехал. Если я вскоре догоню Ратмира, то легенда о бесстрашном «Ферзе-с-деревянным-мечом» прикажет долго жить. Равно как и школа.

Да что за бред вообще?! Я разозлился и твердо направил Харлея к избе, остановился у ограды из длинных потемневших жердей, спешился и ввел коня во двор. Там я привязал его у коновязи, которая была на дворе, хотя ни конюшни, ни других лошадей я не приметил. Следовательно, просто коновязь для лошадок гостей.

Я прошел к двери и негромко постучал. Но только лишь я дотронулся до досок, как дверь с жутким скрипом открылась, и на меня пахнуло запахом трав и старого дерева.

— Есть ли кто живой? — негромко сказал я, не торопясь входить в темную избу. Если уж обычный домовой мог поленом шарахнуть, то что от колдуна ждать.

— Есть, как не быть, — чей-то низкий, мрачный голос прозвучал в сумраке избы, к которому я никак не мог привыкнуть, оттого ничего и никого и не видел. — Даже двое пока — ты и я. Пока, — повторил кто-то.

— Постращать меня решил никак, колдун? Брось, пустое это дело, — я все еще пытался бравировать.

— Пустое? Посмотрим… — заскрипели половицы, но к двери так никто и не подошел. А затем колдун снова заговорил, и голос его был весел и жесток: — Вон как! Нехристь! Да к вечеру, да ко мне! И ты еще что-то про пустые дела мне говорить будешь? — Колдун, наконец, шагнул к двери. Взгляды наши встретились.

Взгляд карих глаз колдуна был просто невыносимо тяжел, он давил почти ощутимо, на дне его зрачков словно бесновались искры, заманивая, затягивая душу туда, откуда нет возврата. Я сопротивлялся, что было сил, но чувствовал, что надолго меня не хватит. Вот тебе, Ферзь, и съездил к врачу.

Но тут, когда силы уже почти оставили меня, перед моим внутренним взором появился старик Тайра, который сидел в медитации на берегу океана, спиной к нему, лицом ко мне. Глаза его были закрыты, и небывалым спокойствием веяло от него, покоем, о который разбивались вдребезги все земные невзгоды.

Колдун погасил свой нечеловеческий взгляд и одобрительно сказал:

— Силен ты, вой. Не ждал такого. С чем пожаловал, говори.

— С болезнью пожаловал, колдун. Да ты, поди, меня и в доме слышал, — устало проговорил я, проходя в дом по приглашающему знаку знахаря.

— Слышал. Кашель скверный у тебя, вой, такой малиной не вылечишь и медом не запьешь.

— Знаю, — кратко отвечал я, шагая за порог.

— А нешто, касатик, не боишься к деду-колдуну в избу заходить?

— Нет, не боюсь. Я к тебе не со скуки пришел, сам, поди, понимаешь.

— Понимаю… Осчастливил старого хрена — княжий гридень с поклоном… А не побрезгуешь со мной за столом посидеть? Закусим чем есть да и сбитню попьем? Нет дома хмельного, не обессудь. Аль побрезгуешь?

— Мне ли тобой брезговать, старик. Позовешь за стол — сяду.

— И впрямь за стол сядешь? С колдуном?! — поразился старик.

— Еще раз повторить? Не побрезгую. Или ты, дед, хлеба предложил, да пожалел? — Я широко шагнул в избу и стал под матицей.

— Садись, садись, вой княжий, к столу, садись, сейчас старый дурак и соберет, что боги послали… — Старик искренне засуетился и сразу стал не похож на того мрачного, угрюмого, ехидного и жестокого старика, каким он казался первые мгновения в доме.

— Я не вой, старик. Я уных учу, — честно признался я. Чужие почести мне ни к чему.

— А как же не вой — и учить? Али письму, языкам чужеземным? Нет, касатик, не ври старому, меч на плече у тебя, не палка. Хоть и деревянный, а жизней попил всласть. Хозяин его на то щедрый…

— Вот тому и буду учить. А как воем стать — пусть у пестунов порты преют, — закончил я.

— И то верно. Как звать-величать тебя? — Седой, бровастый дед напомнил мне чем-то моего домового.

— Ферзем зови, других имен… — но старик не дал мне договорить:

— Ты о пропаже памяти князю говори и уным своим, мне не надо. Не бойся, со мной твоя тайна останется, со мной и умрет, мне ее девать некуда. Давай сперва поснедаем, а потом я посмотрю, что за кашель на тебя кинулся.

Что мы и сделали.

После ужина старик велел мне снять рубаху, с интересом посмотрел на старые шрамы, хмыкнул и повел ладонью над кожей. Лицо его стало строгим и сосредоточенным, пальцы слегка подрагивали, я чувствовал, как от них словно нисходит какая-то странная, незнакомая мне сила. Рука колдуна замерла, и он закрыл глаза. Воцарилось молчание.

— Знаю я эту боль, — заговорил старик, отойдя от меня и встряхивая рукой, словно сбрасывая с нее воду после умывания. — Долго ждет, потом насмерть кладет. Вовремя ты, Ферзь. И время года ты удачно подгадал, как раз и корешки, что надобно, вызрели, и травки, что нужны, вылежались. Сегодня переночуешь у меня, пока я зелье состряпаю, а потом заберешь что дам и поедешь к себе домой. Договорились ли?

— А что, у меня выбор есть, что ли? — усмехнулся я, но колдун шутку не поддержал: