Самурай Ярослава Мудрого - Страница 63

…Город был намного больше Ростова. Улицы были убиты деревянными плахами и бревнами, тем самым наводя на мысль, что беды с дорогами начались немного позже. Люди на улицах смотрели на нас с интересом, мальчишки бежали за нами по пятам, оглашая улицы, видимо, для слепых: «Ростовцы едут! Ростовчане!» Народ останавливался и смотрел нам вслед. В меня порой откровенно тыкали пальцами и пожимали плечами. Так, по крайней мере, народ на эту уду повелся — клюет. Посмотрим, что скажет князь.

Я подумал было припомнить свои грехи, но вместо этого стал таращиться на баб и девок, как сроду их не видал, и время от времени подмигивал некоторым из них. Так веселее ехалось. Потом я резко прекратил паясничать и состроил, надо думать, такую суровую рожу, что ребенок на руках у какой-то румяной молодухи отчаянно заревел.

Размяться мне удалось еще на нашем подворье, хотя сделано это было больше для того, чтобы лучше держать себя в руках, собраться и приготовиться.

Напрасно мучил я свою память, силясь вспомнить, чем кончилась история с данью князю владимирскому. Помнил я лишь, что князь в ответ предпринял военный поход к непослушному чаду, но не дошел. А вот что сталось с теми, кто порадовал его вестью, было неизвестно. То ли я забыл, то ли о такой мелочи, как перебитое посольство, просто не стали даже и помнить на фоне куда более серьезных дел.

Страха не было. Вообще. То ли мне казалось, что жизнь человеческая бесконечна, то ли я уже смирился с любым исходом, то ли мне было попросту наплевать — не знаю. Просто не стал. Фатализм всех, кто окружал меня в последнее время, был, судя по всему, заразен. Нет, я не скажу, что эти люди знали день лишь до вечера, но каждый был готов принять свою судьбу в любой момент. Так что я снова отметил, что попал как раз туда, где мои взгляды на жизнь, невзирая на века и версты, оказались ко двору князя Ярослава Хромого.

«Самурай не имеет права быть неосторожным и небрежным, он обо всем должен думать заранее. Ватана-бэ-но Цуна говорил Урабэ-но Суэтакэ, что сердце воина должно быть подобно сердцу труса. Это значит, что самурай обязан быть каждый день готовым к концу». Так говорил Сибо Ёсимасо. Так учил меня старый Тайра, который предпочел безвестность необитаемого острова, куда допускались только избранные люди, возможному успеху и процветанию во внешнем мире. А Дайдодзи Юдзан говорил: «Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть». И этому тоже учил меня старик Тайра. Что ж, кажется, ситуация складывается благоприятно, чтобы проверить, как глубоко постиг я бусидо к своим тридцати восьми годам.

И тут мы, наконец, добрались до терема сегуна Владимира.

Глава XXIII

Cлов нет, жилье великого князя было намного богаче хором Ярослава. Ну это, в конце концов, само собой и должно разуметься, я думаю. Внутрь нас пока не приглашали, а сами мы, разумеется, не лезли.

Владимир понимал толк в общении с послами. Мариновал он нас во дворе до вечера, а потом вышел какой-то молодой боярин и велел возвращаться на подворье и ждать там распоряжений великого князя. Что делать, покивали мы бородами и раздумчиво вернулись восвояси.

Вернувшись, Ратьша все посольство, бывшее с ним во дворе у великого князя, позвал к себе. Я решил помалкивать, пока не спросят. Что я мог сказать? Я даже не знал, что означала такая встреча — позор, пренебрежение или так и было положено? Я склонялся к первым двум ответам.

— Судя по всему, великий князь знает, с чем мы приехали. Вои говорят, что тут вертелось несколько человек, по выговору — варяги. Ссору не затевали, но торчали у ворот дотемна. Владимиру, видать, кто-то послал весточку, да так, что она быстрее нас дошла. Кто, зачем — потом будем думать. Сейчас надо решать, что дальше делать? — Ратьша стремительно прошелся по горнице, богатые шейные гривны звякнули на мощной груди.

И нашел же он, бедолага, у кого спросить! Святослав и Светозар переглянулись и пожали крутыми плечами, я ничего не сказал и ни с кем не переглядывался, а тень его в балахоне… В общем, тень и есть тень — рядом вьется, а толку чуть. Совет зашел в тупик. Ратьша рассердился:

— Я вас созвал помолчать, что ли? Уж коль вы в посольстве, так будьте ласковы!

— Думается мне, — внезапно заговорила его тень в балахоне низким, шипящим голосом с сильным акцентом, — что вернее всего, тысяцкий, пока что оставить все как есть. Ибо, если мы сейчас выведем обоз за ворота — положим, нам позволят это сделать, — то дальше жди Владимировых ротников. А больше пока ничего мы сделать не можем, только ждать.

Все оторопели, включая, кажется, самого Ратьшу. Тень его тем часом поклонилась и совсем утонула в своем балахоне. Кто же это такой, черт бы его побрал?! Акцент это? Или это дефект речи? Серый, вечерний, туманный человек, если это вообще человек. А если нет? Ведь могу же я общаться со своим Дедом?

Я думал о тени Ратьши, так как сказать лучше, чем он, не вышло бы.

— Ферзь, что ты скажешь? — обратился ко мне Ратьша. Да что он — мысли читает, что ли? Тогда чего спрашивает? Мне и наплевать, и сказать нечего, только повторить за этим мороком могу. А может, того ему и надо? Чтобы повторить то, что он и сам решил? Может же человек просто нервничать? Ратьша? Сомнительно, но все же может. Наверное.

— Что тут сказать, тысяцкий, верно все сказано. Так и так нам идти к князю, неважно, пришла ему весть или нет. С нас нашего дела никто не снимал. И с остальным согласен. Сидеть на подворье и ждать, пока примет нас князь.

— Хорошо. Ладно. Добро, — уже видно было, что Ратьше осточертела эта посольская миссия, он злился, но миг — и он взял себя в руки. — Будем ждать, пока великий князь позовет. Кто бы вокруг подворья ни шлялся, не наше дело, в драку не лезть.